Evening: Poetry of Anna Akhmatova (3 page)

Я ответила: "Милый, милый -

И я тоже. Умру с тобой!"

Это песня последней встречи.

Я взглянула на темный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-желтым огнем.

1911

Song of the final meeting

How helplessly chilled w
as my chest, yet
My footsteps were nimble and light.
I unconsciously put on my left hand
The glove that belonged on my right.
It seemed that the stairs were endless,
But I knew - there were only three!
Autumn, whispering through the maples,
Pleaded: “Die here with me!
I was blindly deceived by my dreary,
Dismal, changeable Fate.” “And I too,”
I responded, “My darling, my dear one,
And I’ll also die here with you.”
This is the song of the final meeting.
I looked up at your house, all dark inside.
Just the bedroom candles burned with a fleeting,
Indifferent and yellowish light.

1911

***

Как соломинкой, пьёшь мою душу.

Знаю, вкус её горек и хмелен.

Но я пытку мольбой не нарушу.

О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи. Не печально,

Что души моей нет на свете.

Я пойду дорогой недальней

Посмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,

И везут кирпичи за оградой.

Кто ты: брат мой или любовник,

Я не помню, и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,

Отдыхает усталое тело…

А прохожие думают смутно:

Верно, только вчера овдовела.

10 февраля 1911

Царское Село

***

As with a straw, you drink the soul from me.

I know
its taste is bitter, strong and heady.

I won’t disturb this torment with a plea.

I’ve been at peace for many weeks already.

Say when you’re done. It isn’t sad at all,

At last
my soul has vanished from this earth.

I’ll take the short path for a quiet stroll

To see the children occupied in mirth.

The gooseberry is blossoming all over,

Behind the fence, they’re hauling bricks in tow.

Who can you be: my brother or my lover,

I can’t recall
and do not need to know.

I feel unsheltered and it’s bright already,

My b
ody’s resting, nearly worn away…

The passersby are contemplating vaguely:

She must have turned a widow yesterday.

February 10, 1911

Tsarskoe Selo

***

Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа!
Уколола палец безымянный
Мне звенящая оса.
Я её нечаянно прижала,
И, казалось, умерла она,
Но конец отравленного жала,
Был острей веретена.
О тебе ли я заплачу, странном,
Улыбнется ль мне твоё лицо?
Посмотри! На пальце безымянном
Так красиво гладкое кольцо.

18—19 марта 1911

Царское Село

***

Strange boy, I’ve gone mad at last,

Wednesday, around three!

On my ring finger, a wasp

Stung me angrily.

I accidentally squeezed my grip

And it died, I think,

But sharper than a spindle’s tip

Was its poisoned sting.

St
range one, is it you I’ll mourn

And will your smile linger?

Look! How beautifully adorned

Is this ring upon my finger!

March 18-19, 1911

Tsarkoe Selo

***

Мне больше ног моих не надо,

Пусть превратятся в рыбий хвост!

Плыву, и радостна прохлада,

Белеет тускло дальний мост.

Не надо мне души покорной,

Пусть станет дымом, лёгок дым,

Взлетев над набережной чёрной,

Он будет нежно-голубым.

Смотри, как глубоко ныряю,

Держусь за водоросль рукой,

Ничьих я слов не повторяю

И не пленюсь ничьей тоской…

А ты, мой дальний, неужели

Стал бледен и печально-нем?

Что слышу? Целых три недели

Ты шепчешь: «Бедная, зачем?!»

18—19 марта 1911

Царское
Село

***

My legs are useless at the present,

May they become a fish’s tail!

I’m swimming and the chill is pleasant,

The distant bridge is glowing pale.

I’ll give my passive soul away,

Let it be turned to smoke anew

And light, above the gloomy quay,

It’ll change into a tender-blue.

Just look how deeply I’ve retreated,

I’m diving - seaweed everywhere,

Nobody’s words will be repeated,

Nobody
’s yearning will ensnare.

My distant, could it be, somehow,

Grief-stricken, you’ve become unsteady?

What do I hear? For three weeks now,

You only whisper:
“why, poor lady!?”

March 18-19, 1911

Tsarskoe Selo

II

Обман

I

Весенним солнцем это утро пьяно,
И на террасе запах роз слышней,
А небо ярче синего фаянса.
Тетрадь в обложке мягкого сафьяна;
Читаю в ней элегии и стансы,
Написанные бубушке моей.
Дорогу вижу до ворот, и тумбы
Белеют четко в изумрудном дерне.
О, сердце любит сладостно и слепо!
И радуют пестреющие клумбы,
И резкий крик вороны в небе черной,
И в глубине аллеи арка склепа.

2 ноября 1910

Киев

Deception

I

This morning’s drunk with sunny weather,

And on the terrace, - loud scents of roses,

The sky is brighter than the blue faience.

The notebook’s bound in the soft Morocco leather;

I’m reading in it elegies and verses

All written for my grandma in romance.

I see the road up to the
gate and up ahead,

White pillars shining in the emerald lawn.

The heart loves blindly, completely gripped!

I find delight in gaudy flowerbeds,

The sudden cries of the ascending crow

And the secluded arches of the crypt.

November 2, 1910

Kiev

II

Жарко веет ветер душный,

Солнце руки обожгло,

Надо мною свод воздушный,

Словно синее стекло;

Сухо пахнут иммортели

В разметавшейся косе.

На стволе корявой ели

Муравьиное шоссе.

Пруд лениво серебрится,

Жизнь по-новому легка...

Кто сегодня мне приснится

В пестрой сетке гамака?

Январь 1910, Киев

II

The wind is stifling and parching,
Sun-burnt fingers in the grass,
Overhead, the heaven’s arches
Are made of blue and fragile glass;
The fallen immortelles are drying,
Near the sickle swinging loose.
Working ants have formed a highway
Running up the twisting spruce.
The silver pond is idly gleaming,
Life is easy – no regret…
O, I wonder whom I’ll dream of
In my hammock’s motley net?

January 1910, Kiev

III

Синий вечер. Ветры кротко стихли,

Яркий свет зовёт меня домой.

Я гадаю. Кто там? — не жених ли,

Не жених ли это мой?..

На террасе силуэт знакомый,

Еле
слышен тихий разговор.

О, такой пленительной истомы

Я не знала до сих пор.

Тополя тревожно прошуршали,

Нежные их посетили сны,

Небо цвета воронёной стали,

Звезды матово-бледны.

Я несу букет левкоев белых.

Для того в них тайный скрыт огонь,

Кто, беря цветы из рук несмелых,

Тронет теплую ладонь.

Сентябрь 1910

Царское Село

III

Dark blue evening. Winds
abate,

Lu
red by the light, I make my way.

I am guessing
by the gate –

Who
is he? – My fiancé?...

On the porch, a silhouette

And a quiet conversation.

Never have I ever felt

Such a languorous sensation.

Anxious poplars stir and sigh,

As their tender dreams prevail,

Burnished steel infused the sky

And the stars are dull and pale.

In the bunch of gillyflowers,

There’s a secret flame embalmed

For the one who’ll take the blossoms

And caress my timid palm.

September 1910

Tsarskoe Selo

IV

Я написала слова,

Что долго сказать не смела.

Тупо болит голова,

Странно немеет тело.

Смолк отдалённый рожок,

В сердце всё те же загадки,

Лёгкий осенний снежок

Лёг на крокетной площадке.

Листьям последним шуршать!

Мыслям последним томиться!

Я не хотела мешать

Тому, кто привык веселиться.

Милым простила губам

Я их жестокую шутку…

О, вы приедете к нам

Завтра по первопутку.

Свечи
в гостинной зажгут,

Днём их мерцанье нежнее,

Целый букет принесут

Роз из оранжереи.

Август 1910

Царское Село

IV

I wrote the words that lately

I wouldn’t dare to speak.

My head is dully aching,

My body’s numb and weak.

The distant horn’s subsided,

Heart’s mysteries  – unknown.

First autumn snow fell lightly

Upon the croquet  lawn.